Дмитрий Ульянов: «Басы — ​мужики серьезные». Интервью для газеты «Культура».

6 апреля в парижской Опере Бастилии состоится премьера оперы Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда». В роли купца Бориса Тимофеевича Измайлова — ​солист Московского академического музыкального театра имени К. С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко Дмитрий Ульянов. Со знаменитым басом встретился корреспондент «Культуры».


культура: Несколько лет назад партию в «Леди Макбет» на Зальцбургском фестивале Вы расценили как «необычайный подарок судьбы». Сегодня воспринимаете ее так же? 
Ульянов: Пока не знаю. В Зальцбурге все удачно сложилось — ​замечательно принимала публика, были хорошие отзывы. А как сейчас будет, неизвестно.

культура: Какое прочтение предлагает польский маэстро Кшиштоф Варликовский, известный нестандартным подходом к классике? 
Ульянов: Кшиштоф перенес действие в наши дни. Обострил до предела отношения между героями, довел их до полуживотного состояния. Усилил страсти так, что порой становится страшно. Измайлов — ​олигарх со своими желаниями, радостями и горестями.

культура: Шостакович узнал бы свое детище? 
Ульянов: Думаю, да. И одобрил бы.

культура: Опера — ​искусство элитарное, доступное только для подкованной публики. Надо ли ее непременно популяризировать, нести в массы? 
Ульянов: Одно из предназначений оперы — ​поднимать общий культурный уровень. Так что ее нужно популяризировать. Вопрос в том, готовы ли люди к этому. Если человек не дозрел, то сколько ни пытайся доказать, что опера лучше, чем хип-хоп или рок-культура, убедить его будет сложно. Но такие попытки делать необходимо.

культура: Некоторые критики отмечают «голливудизацию» оперы, ее превращение в шоу. Согласны? 
Ульянов: Все развивается, и опера — ​не памятник, не монумент, она претерпевает изменения. Поиск необходим, но надо сохранять классическую базу. Что касается «голливудизации», то не знаю, как к этому относиться. Все имеет право на существование — ​вопрос, в каких рамках и в каких объемах. Но главенствующей должна оставаться музыка.

культура: Сегодня оперу, по остроумному замечанию одного эксперта, слушают глазами, а не ушами. 
Ульянов: Мне так не кажется. Визуальный ряд, конечно, важен, но человек приходит слушать музыку. Опера — ​синтетический жанр. В ней сошлись и драматическая составляющая, и музыкальная. Это сложное блюдо. Когда в мишленовском ресторане подают изысканное кушанье, ты же не будешь разбирать его по ингредиентам, пытаясь понять, как оно сделано. Так и тут.

культура: Выигрывает ли «Борис Годунов», когда действие переносится в наши дни? 
Ульянов: Трудно сказать. Во всем должна быть золотая середина. Будь я директором Большого театра — ​что невозможно — ​выпустил бы двух «Годуновых». На Исторической сцене — ​классического, с костюмами. А на Новой — ​современную постановку.

культура: Сегодня редкий спектакль обходится без обнаженной натуры — ​как женской, так и мужской… 
Ульянов: Я тоже на это обратил внимание. Есть формула хорошей немецкой постановки: на сцене обязательно нужно обнажиться, пролить кровь и совершить страшное убийство. Может, в этом и заключается та самая «голливудизация»?

культура: Меломаны задаются вопросом, есть ли будущее у оперы и какое оно. 
Ульянов: Будущее, несомненно, есть, но какое — ​ответить не берусь. Я за то, чтобы сохранить живое звучание оперы, несмотря на все попытки ее оцифровать. С одной стороны, это ведет к популяризации — ​идут трансляции в кинотеатрах; с другой — ​превращает оперу в кино 3D. Людям как бы говорят: «Опера пришла в ваш дом, берите попкорн, садитесь — ​вот вам звук, вот артист открывает рот и на пол-экрана видно, какая у него пломба». Ей это во вред. Когда в нью-йоркской «Метрополитен» начали устраивать кинотрансляции, зрители исчезли из зала. Но, повторю, опера будет жить, и ее невозможно подменить ничем другим. Она проявление духа, любви. Где еще услышишь такую музыку?

культура: А YouTube для оперы — ​благо или зло? 
Ульянов: Все сложно… С одной стороны, благо, потому что все становится доступно. С другой — ​качество оставляет желать лучшего. У меня есть свой канал, куда команда выкладывает какие-то записи, но мы ведем строгий отбор.

культура: Режиссер и дирижер обычно живут как кошка с собакой, — ​утверждает известный постановщик Андрей Щербан. Не преувеличивает ли он? 
Ульянов: Режиссер делает свою мизансцену, а дирижер ему говорит: «Нет, мне нужно совсем не так». Певцу было бы лучше, если бы оба ушли в уголок и не мешали петь. Поэтому на сцене всегда происходит интересный процесс. Каждый отвоевывает свое место, а певец пытается выжить между режиссером и дирижером.

культура: Публика ходит прежде всего на голоса? 
Ульянов: Необязательно, она идет на личность. Это может быть как певец, так и режиссер. Например, Дмитрий Черняков, который сейчас находится на огромном взлете. Когда слышишь о его новой постановке, сразу же хочется пойти посмотреть. То же самое и с исполнителями. Когда появляется фигура масштаба Ани Нетребко, Оли Перетятько или Ильдара Абдразакова, спектакль котируется выше. На неизвестного артиста никто не пойдет.

культура: Не умоляя больших достижений Чернякова, нельзя не вспомнить, что на недавней парижской премьере оперы Берлиоза «Троянцы» половина публики ему рукоплескала, другая — ​букала. 
Ульянов: Черняков всегда вызывает абсолютно противоречивые чувства — ​часть публики его освистывает, а другая — ​аплодирует. Может, в этом специфика восприятия его спектаклей?

культура: Не мешает ли отечественной опере тот факт, что Россия –«балетоцентричная» страна? 
Ульянов: Я много лет служу в Театре Станиславского и Немировича-Данченко, сейчас работаю и в Большом — ​и такого не замечаю. Есть две параллельные вселенные. В последнее время в наших двух театрах всегда ажиотаж, полные залы. Среди публики есть балетоманы и опероманы — ​это вопрос предпочтения.

культура: Несколько лет назад Вы сказали, что лучшие оперные голоса — ​в России. Вы по-прежнему так считаете? 
Ульянов: Видимо, я имел в виду русскую музыку. Кто лучше нас может ее спеть? В России очень хороша сама вокальная природа, много талантливых ребят. Если раньше мешал «занавес», то сейчас есть возможность выйти на мировую арену. Посмотрите, сколько у нас певцов, которые делают на Западе успешную карьеру, уровня Ани Нетребко.

культура: У нас любят обожествлять искусство во всех его ипостасях. 
Ульянов: Голос — ​дар божий. Важно это осознать и подчинить ему всю жизнь. В какой-то степени ты становишься заложником этого дара. Хочешь или нет, но ты обязан вернуть «долг» своим трудом, упорством, любовью к музыке.

культура: Наша отечественная школа не размывается под мощным напором глобализации? 
Ульянов: Нет. У нас есть очень сильные традиции, которые надо сохранять. Есть, конечно, проблемы с образованием, с подготовкой. Старые педагоги уходят, поэтому им на замену должны приходить новые мастера.

культура: Вы исполнили множество замечательных партий. Оставляют ли они след на Вашем характере? 
Ульянов: У меня процесс выхода из роли очень трудный, особенно если это Борис Годунов, с которым проживаешь на сцене целую жизнь. Порой непонятно, вышел ли ты из образа или все еще в роли. После спектакля никогда не могу уснуть, прихожу в себя целые сутки. Иногда после «Бориса» у меня даже ноги не идут.

культура: «И мальчики кровавые в глазах…» 
Ульянов: До этого, слава Богу, не доходит (смеется). Но душевные силы приходится серьезно восстанавливать.

культура: «Мадам Бовари — ​это я», — ​повторял Флобер. А Ваш Годунов, Кутузов или Пимен — ​это тоже в какой-то мере Вы? 
Ульянов: При всех попытках перевоплощения по Станиславскому, все равно не можешь на сто процентов изменить себя. Но для меня важно в роли убрать самого себя. Для меня, как артиста, самый огромный комплимент, когда после спектакля меня не узнают и с удивлением спрашивают: «Это вы пели Кутузова? Не может быть!»

культура: Успех кружит голову? 
Ульянов: Он важен, но суть не в нем, а в любви к музыке. Конечно, без успеха работать трудно. Приятно, когда тебя ценят. Но я пришел в профессию не для того, чтобы получать цветы. Мне важно прикоснуться к таинству музыки, делиться этим ощущением с другими.

культура: Насколько я понимаю, в Вашей творческой судьбе огромную роль играет жена. 
Ульянов: Мы вместе с Еленой двадцать лет — ​она мой тыл, опора и поддержка. Елена прежде всего замечательная пианистка, работает в Академии Гнесиных на вокальной кафедре и на кафедре дирижеров. У нас с ней творческий тандем — ​мы постоянно в работе, разучиваем все новые партии.

культура: Басы дружат между собой или каждый сам по себе? 
Ульянов: Конечно. Конкуренция существует, но она уходит, когда видишь рядом профессионала. Басы, быть может, не очень открыты миру. Мы серьезные, основательные мужики. Это тенорам лишь бы погулять (смеется). Но лучший Дон Жуан — ​это бас. Я и сам пел эту партию. Так что еще вопрос — ​кто настоящий Дон Жуан.

культура: Вы дебютировали в юношеском возрасте в драматическом театре. Не хотелось бы вернуться или попробовать себя в кино? 
Ульянов: Соблазн есть всегда. Когда я пришел в оперу, то понял, что это гораздо более мощный драматический жанр, чем театр. Но вот в кино мне было бы интересно попробовать — ​у Кончаловского, Михалкова, Лунгина.

культура: Дмитрий Шостакович и Евгений Светланов были страстными футбольными болельщиками. Вас эта игра увлекает? 
Ульянов: Я тоже фанат — ​«нет в стране у нас пока команды лучше ЦСКА».

Когда есть возможность, бегу на стадион. Сам мальчишкой стоял на воротах. Тренеры, которые смотрели дворовые команды, хотели даже меня взять в школу, но не сложилось. С тех пор я болею еще и за голкиперов. И за армейцев начал болеть, как только в команде появился молодой Игорь Акинфеев.

культура: Что Вы ждете в творческом плане от завтрашнего дня? «В надежде славы и добра гляжу вперед я без боязни»? 
Ульянов: Только новых ролей, новых площадок и интересных проектов с замечательными дирижерами, режиссерами. У меня сейчас много русских ролей. Пока еще не спел Мефистофеля в «Фаусте». Интересно прикоснуться к вагнеровским ролям типа короля Марка в «Тристане и Изольде». Хотелось бы побольше вердиевских героев, например, Захарию в «Набукко». Предстоит огромная работа над партией Кочубея в «Мазепе». В мае у меня несколько спектаклей в Москве — ​«Лючия ди Ламмермур» и «Сказки Гофмана» в Театре Станиславского и Немировича-Данченко, а в июне — ​Филипп в «Дон Карлосе» в Большом. В Париж вернусь в конце нынешнего года с «Князем Игорем». Женя Никитин (бас Мариинского театра. — «Культура») споет заглавную партию, а я — ​князя Владимира Галицкого.

Фото на анонсе: dmitryulyanov.ru

03.04.2019

Юрий КОВАЛЕНКО, Париж